Усталый ангел опускает крылья
Verba volant, scripta manent
воскресенье, 24 декабря 2006
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Обходя разложенные грабли, ты теряешь драгоценный опыт
АНГЕЛ И ДЕМОН
Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один -
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой - во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира:
Над огненной его порфирой
Горят два огненных крыла.
Но торжество кому ж уступит
В пыли рожденный человек?
Венец ли вечных пальм он купит
Иль чашу временную нег?
Господень ангел тих и ясен:
Его живит смиренья луч;
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!
1841
Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один -
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой - во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира:
Над огненной его порфирой
Горят два огненных крыла.
Но торжество кому ж уступит
В пыли рожденный человек?
Венец ли вечных пальм он купит
Иль чашу временную нег?
Господень ангел тих и ясен:
Его живит смиренья луч;
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!
1841
Обходя разложенные грабли, ты теряешь драгоценный опыт
ЖАР-ПТИЦА В ГОРОДЕ
Ветка в стакане горячим следом
прямо из комнат в поля вела,
с громом и с градом, с пролитым летом,
с песней ночною вокруг села.
Запах заспорил с книгой и с другом,
свежесть изрезала разум и дом;
тщетно гремела улицы ругань -
вечер был связан и в чащу ведом.
Молния молча, в тучах мелькая,
к окнам манила, к себе звала:
«Миленький, выйди! Не высока я.
Хочешь, ударюсь о край стола?!
Миленький, вырвись из-под подушек,
комнат и споров, строчек и ран,
иначе - ветром будет задушен
город за пойманный мой майоран!
Иначе - трубам в небе коптиться,
яблокам блекнуть в твоем саду.
Разве не чуешь? Я же - жар-птица -
в клетку стальную не попаду!
Город закурен, грязен и горек,
шелест безлиствен в лавках менял.
Миленький, выбеги на пригорок,
лестниц не круче! Лови меня!»
Блеском стрельнула белее мела
белого моря в небе волна!..
Город и говор - всё онемело,
всё обольнула пламенней льна.
Я изловчился: ремень на привод,
пар из сирены... Сказка проста:
в громе и в граде прянула криво,
в пальцах шипит - перо от хвоста!
1922
Ветка в стакане горячим следом
прямо из комнат в поля вела,
с громом и с градом, с пролитым летом,
с песней ночною вокруг села.
Запах заспорил с книгой и с другом,
свежесть изрезала разум и дом;
тщетно гремела улицы ругань -
вечер был связан и в чащу ведом.
Молния молча, в тучах мелькая,
к окнам манила, к себе звала:
«Миленький, выйди! Не высока я.
Хочешь, ударюсь о край стола?!
Миленький, вырвись из-под подушек,
комнат и споров, строчек и ран,
иначе - ветром будет задушен
город за пойманный мой майоран!
Иначе - трубам в небе коптиться,
яблокам блекнуть в твоем саду.
Разве не чуешь? Я же - жар-птица -
в клетку стальную не попаду!
Город закурен, грязен и горек,
шелест безлиствен в лавках менял.
Миленький, выбеги на пригорок,
лестниц не круче! Лови меня!»
Блеском стрельнула белее мела
белого моря в небе волна!..
Город и говор - всё онемело,
всё обольнула пламенней льна.
Я изловчился: ремень на привод,
пар из сирены... Сказка проста:
в громе и в граде прянула криво,
в пальцах шипит - перо от хвоста!
1922
Усталый ангел опускает крылья
суббота, 23 декабря 2006
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Прискачи ко мне, на закате, в сонный час.
Стукни по земле, ты копытом станет легче,
Мой крылатый друг, верный мой Пегас!
Дай обнять тебя, и вцепиться в гриву крепче.
Подари мне Гиппокрену, пусть терзает душу.
Дай напиться мне воды из ее начала.
Забери меня с собой.Здесь я ни кому не нужен,
Так давай скорей летим! Радуясь! Крича!
Обозначь своим крылом верную дорогу,
Я готов бежать, идти. Укажи- куда?
Ты мой друг, защитник, брат, мой аналог Бога...
Лишь предательски блестит желтая узда...
Стукни по земле, ты копытом станет легче,
Мой крылатый друг, верный мой Пегас!
Дай обнять тебя, и вцепиться в гриву крепче.
Подари мне Гиппокрену, пусть терзает душу.
Дай напиться мне воды из ее начала.
Забери меня с собой.Здесь я ни кому не нужен,
Так давай скорей летим! Радуясь! Крича!
Обозначь своим крылом верную дорогу,
Я готов бежать, идти. Укажи- куда?
Ты мой друг, защитник, брат, мой аналог Бога...
Лишь предательски блестит желтая узда...
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Кириллова Анастасия
Сфинкс
Много тысяч лет назад
Тебя создал Египта народ
И печален был твой мирный взгляд,
Не красавец ты был, не урод.
Неподатливый вихрям песков,
Сохраняя свой грозный вид,
Ты улыбку сквозь пыль веков
Нес, лежа среди пирамид.
Раньше был ты почти божеством,
Пред тобой люди падали ниц,
Но то время покрыто песком,
Ты теперь лишь диковинка, сфинкс
Сфинкс
Много тысяч лет назад
Тебя создал Египта народ
И печален был твой мирный взгляд,
Не красавец ты был, не урод.
Неподатливый вихрям песков,
Сохраняя свой грозный вид,
Ты улыбку сквозь пыль веков
Нес, лежа среди пирамид.
Раньше был ты почти божеством,
Пред тобой люди падали ниц,
Но то время покрыто песком,
Ты теперь лишь диковинка, сфинкс
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
В ПУТИ
Кончено время игры,
Дважды цветам не цвести.
Тень от гигантской горы
Пала на нашем пути.
Область унынья и слез —
Скалы с обеих сторон
И оголенный утес,
Где распростерся дракон.
Острый хребет его крут,
Вздох его — огненный смерч.
Люди его назовут
Сумрачным именем «Смерть».
Что ж, обратиться нам вспять,
Вспять повернуть корабли,
Чтобы опять испытать
Древнюю скудость земли?
Нет, ни за что, ни за что!
Значит, настала пора.
Лучше слепое ничто,
Чем золотое вчера!
Вынем же меч-кладенец,
Дар благосклонных наяд,
Чтоб обрести наконец
Неотцветающий сад.
Кончено время игры,
Дважды цветам не цвести.
Тень от гигантской горы
Пала на нашем пути.
Область унынья и слез —
Скалы с обеих сторон
И оголенный утес,
Где распростерся дракон.
Острый хребет его крут,
Вздох его — огненный смерч.
Люди его назовут
Сумрачным именем «Смерть».
Что ж, обратиться нам вспять,
Вспять повернуть корабли,
Чтобы опять испытать
Древнюю скудость земли?
Нет, ни за что, ни за что!
Значит, настала пора.
Лучше слепое ничто,
Чем золотое вчера!
Вынем же меч-кладенец,
Дар благосклонных наяд,
Чтоб обрести наконец
Неотцветающий сад.
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Владимир Соловьёв
ДРАКОН
Из-за кругов небес незримых
Дракон явил своё чело, —
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
«Жизнь хороша, и нет в ней зла!»
Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.
Полно любовью Божье лоно,
Оно зовет нас всех равно…
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч — одно.
24 июня 1900 г.
ДРАКОН
Из-за кругов небес незримых
Дракон явил своё чело, —
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
«Жизнь хороша, и нет в ней зла!»
Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.
Полно любовью Божье лоно,
Оно зовет нас всех равно…
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч — одно.
24 июня 1900 г.
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Ты знаешь землю, где цветет лимон,
Где в злате апельсинов горный склон,
Где ветер тих в лазурных небесах,
И зеленеют мирт и лавр в лесах?
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Давай уйдем, любимый, навсегда!
Ты видел дом, где тысяча колонн,
А в окна зала смотрит небосклон,
И статуи глядят из-под ветвей:
«Что сделали, дитя, с душой
твоей?»
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Уйдем, о мой защитник, навсегда!
Ты уходил по горным тропам ввысь?
Там облака с туманами слились,
В пещерах жив драконов древний род,
И водопадом скрыт волшебный грот.
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Нас отпусти, отец мой, навсегда!
Где в злате апельсинов горный склон,
Где ветер тих в лазурных небесах,
И зеленеют мирт и лавр в лесах?
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Давай уйдем, любимый, навсегда!
Ты видел дом, где тысяча колонн,
А в окна зала смотрит небосклон,
И статуи глядят из-под ветвей:
«Что сделали, дитя, с душой
твоей?»
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Уйдем, о мой защитник, навсегда!
Ты уходил по горным тропам ввысь?
Там облака с туманами слились,
В пещерах жив драконов древний род,
И водопадом скрыт волшебный грот.
Ты знаешь, где?
Туда, туда,
Нас отпусти, отец мой, навсегда!
Усталый ангел опускает крылья
Андрей Белянин
ВРУБЕЛЬ. ЦАРЕВНА-ЛЕБЕДЬ
Царевна-Лебедь...
Опускаю руки
И чувствую безумное желанье,
Как пред иконой, преклонить
Колени...
Мои мечты, души бурлящей муки
И сердца сбой, неровное дыханье
Сквозь образы бесовских
Наваждений,
Как облака, облитые закатом,
В волшебной раме
Камышей прибрежных
Как серебро,
Как молоко,
Как снег...
И хлам забот уносится куда-то:
Я вижу крыльев трепетную нежность
И этот взгляд
Из-под смущенных век.
Царевна-Лебедь, не молчи, молю!
Кто втиснул в кисти дивное искусство,
Заставив хаос
Красок бессловесных
Твердить:
- Люблю...
Люблю...
Люблю?!
До святости возвысив это чувство,
Что рухнуло лавиною отвесной,
Заставив обожженный горем разум
Из ничего на холст явить нам
Чудо!
В которое и сам не вправе верить:
То из былин или славянских сказок,
Из тьмы веков,
А может, ниоткуда?
И вдохновенье можно ли измерить?
...Мне кажется, ты дышишь.
И дыханье
Плывет печальной ласкою на плечи
Далекого и близкого сюжета,
Как первое любовное признанье,
Что душу так томит
И сердце лечит.
Ты только не молчи...
Но нет ответа.
Царевна-Лебедь!
ВРУБЕЛЬ. ЦАРЕВНА-ЛЕБЕДЬ
Царевна-Лебедь...
Опускаю руки
И чувствую безумное желанье,
Как пред иконой, преклонить
Колени...
Мои мечты, души бурлящей муки
И сердца сбой, неровное дыханье
Сквозь образы бесовских
Наваждений,
Как облака, облитые закатом,
В волшебной раме
Камышей прибрежных
Как серебро,
Как молоко,
Как снег...
И хлам забот уносится куда-то:
Я вижу крыльев трепетную нежность
И этот взгляд
Из-под смущенных век.
Царевна-Лебедь, не молчи, молю!
Кто втиснул в кисти дивное искусство,
Заставив хаос
Красок бессловесных
Твердить:
- Люблю...
Люблю...
Люблю?!
До святости возвысив это чувство,
Что рухнуло лавиною отвесной,
Заставив обожженный горем разум
Из ничего на холст явить нам
Чудо!
В которое и сам не вправе верить:
То из былин или славянских сказок,
Из тьмы веков,
А может, ниоткуда?
И вдохновенье можно ли измерить?
...Мне кажется, ты дышишь.
И дыханье
Плывет печальной ласкою на плечи
Далекого и близкого сюжета,
Как первое любовное признанье,
Что душу так томит
И сердце лечит.
Ты только не молчи...
Но нет ответа.
Царевна-Лебедь!
Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Андрей Гусаров
Драконы зимних бурь.
Спустились с неба драконы зимних бурь,
Дыханьем ледяным сковавши воздух.
И ветер, поднятый от белоснежных крыл,
Земле поведал первым о морозах.
И голос родился из сердца тьмы,
Он песней вознесся к холодным звёздам.
И плакали они, и падал снег
Серебряными нитями, как слёзы.
Драконы ж продолжали скорбно петь.
Слова древнее жизни плели чары.
В них были боль и смерть, тоска ушедших дней,
Они покрыли землю, словно саван...
Проснулся я. Окно расцветил луч.
Зелёный - лес дерев, а небо - синий.
И взгляд скользит, но дальше за стекло -
Зима... близка. На сердце хлад ложится.
Драконы зимних бурь.
Спустились с неба драконы зимних бурь,
Дыханьем ледяным сковавши воздух.
И ветер, поднятый от белоснежных крыл,
Земле поведал первым о морозах.
И голос родился из сердца тьмы,
Он песней вознесся к холодным звёздам.
И плакали они, и падал снег
Серебряными нитями, как слёзы.
Драконы ж продолжали скорбно петь.
Слова древнее жизни плели чары.
В них были боль и смерть, тоска ушедших дней,
Они покрыли землю, словно саван...
Проснулся я. Окно расцветил луч.
Зелёный - лес дерев, а небо - синий.
И взгляд скользит, но дальше за стекло -
Зима... близка. На сердце хлад ложится.
Усталый ангел опускает крылья
Странно бы было обойти вниманием нашего сообщества творчество гениального художника Михаила Врубеля.
Особенно если есть возможность дать стихотворное сопровождение
Андрей Белый
ДЕМОН
Из струй непеременной Леты
Склоненный в день, пустой и злой,-
Ты - морочная тень планеты; .
Ты-
- шорох,-
вылепленный мглой!
Блистай в мирах, как месяц млечный,
Летая мертвой головой!
Летай, как прах,- как страх извечным
Над этой-
- бездной-
- роковой!
Смотри, какая тьма повислаl
Какой пустой покой окрест!
Лишь, как магические числа,
*Огни-
- магические -
- звезд ...
Как овцы, пленные планеты,
Всё бродят в орбитах пустых ...
Хотя бы взлетный огнь кометы!
Хотя-бы -
- мимолетный -
- вспых!
Всё вспыхнуло: и слух, и взоры ...
Крылоподобный свет и гул:
И дух,- архангел светоперый,
*Кометой-
-небеса-
проткнул!
И - чуждый горнему горенью*
В кольцо отверженных планет
Ты пал, рассерженною тенью,
Лицом-
- ощуренным -
- на свет.
1929
Особенно если есть возможность дать стихотворное сопровождение
Андрей Белый
ДЕМОН
Из струй непеременной Леты
Склоненный в день, пустой и злой,-
Ты - морочная тень планеты; .
Ты-
- шорох,-
вылепленный мглой!
Блистай в мирах, как месяц млечный,
Летая мертвой головой!
Летай, как прах,- как страх извечным
Над этой-
- бездной-
- роковой!
Смотри, какая тьма повислаl
Какой пустой покой окрест!
Лишь, как магические числа,
*Огни-
- магические -
- звезд ...
Как овцы, пленные планеты,
Всё бродят в орбитах пустых ...
Хотя бы взлетный огнь кометы!
Хотя-бы -
- мимолетный -
- вспых!
Всё вспыхнуло: и слух, и взоры ...
Крылоподобный свет и гул:
И дух,- архангел светоперый,
*Кометой-
-небеса-
проткнул!
И - чуждый горнему горенью*
В кольцо отверженных планет
Ты пал, рассерженною тенью,
Лицом-
- ощуренным -
- на свет.
1929
Обходя разложенные грабли, ты теряешь драгоценный опыт
К ЦАРИЦЕ ФЕЙ
О, царица светлых фей,
Ты летаешь без усилий
Над кустами орхидей,
Над цветами белых лилий!
Пролетаешь над водой,—
Распускаются купавы,
И росою, как звездой,
Блещут ласковые травы.
Ты везде роняешь след,
И следы твои блистают,
И тюльпан, и златоцвет
За тобою расцветают.
Пролети в душе людской,
О, властительная фея.
Пусть гвоздика и левкой
В ней вздыхают пламенея.
О, царица светлых фей,
Мы — невольники усилий,
Мы не видим орхидей,
Мы не знаем белых лилий.
ЖАР-ПТИЦА
То, что люди называли по наивности любовью,
То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью,
Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу,
Как поймать ее, я знаю, но другим не расскажу.
Что другие, что мне люди! Пусть они идут по краю,
Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю.
То, что в пропастях и безднах, мне известно навсегда,
Мне смеется там блаженство, где другим грозит беда.
День мой ярче дня земного, ночь моя не ночь людская,
Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая.
И меня поймут лишь души, что похожи на меня,
Люди с волей, люди с кровью, духи страсти и огня!
О, царица светлых фей,
Ты летаешь без усилий
Над кустами орхидей,
Над цветами белых лилий!
Пролетаешь над водой,—
Распускаются купавы,
И росою, как звездой,
Блещут ласковые травы.
Ты везде роняешь след,
И следы твои блистают,
И тюльпан, и златоцвет
За тобою расцветают.
Пролети в душе людской,
О, властительная фея.
Пусть гвоздика и левкой
В ней вздыхают пламенея.
О, царица светлых фей,
Мы — невольники усилий,
Мы не видим орхидей,
Мы не знаем белых лилий.
ЖАР-ПТИЦА
То, что люди называли по наивности любовью,
То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью,
Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу,
Как поймать ее, я знаю, но другим не расскажу.
Что другие, что мне люди! Пусть они идут по краю,
Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю.
То, что в пропастях и безднах, мне известно навсегда,
Мне смеется там блаженство, где другим грозит беда.
День мой ярче дня земного, ночь моя не ночь людская,
Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая.
И меня поймут лишь души, что похожи на меня,
Люди с волей, люди с кровью, духи страсти и огня!
Обходя разложенные грабли, ты теряешь драгоценный опыт
РЕШЕНИЕ ФЕИ
Солнце жаворонку силу петь дает,
Он до солнца долетает и поет.
Птичка жаворонок — певчим птичкам царь,
На совете птиц давно решили, встарь.
Но решенье птиц не принял соловей,
Он с обидой дожидается ночей.
И как только означается луна,
Соловьиная баллада всем слышна.
Фея молвила: «Чего же спорить им?
Ну и глупые с решением своим.
После утра есть вечерняя заря,
В дне и ночи пусть нам будут два царя».
Осень 1905
ТРУДНО ФЕЕ
«Фея»,— шепнули сирени,
«Фея»,— призыв был стрижа,
«Фея»,— шепнули сквозь тени
Ландыши, очи смежа.
«Фея»,— сквозя изумрудно,
Травки промолвила нить.
Фея вздохнула: «Как трудно!
Всех-то должна я любить».
Осень 1905
ФЕЯ ЗА ДЕЛОМ
К Фее в замок собрались
Мошки и букашки.
Перед этим напились
Капелек с ромашки.
И давай жужжать, галдеть
В зале паутинной,
Точно выискали клеть,
А не замок чинный.
Стали жаловаться все
С самого начала,
Что ромашка им в росе
Яду подмешала.
А потом на комара
Жаловалась муха:
Говорит, мол, я стара,
Плакалась старуха.
Фея слушала их вздор
И сказала: «Верьте,
Мне ваш гам и этот сор
Надоел до смерти».
И велела пауку,—
Встав с воздушных кресел,—
Чтобы тотчас на суку
Сети он развесил.
И немедля стал паук
Вешать паутинки.
А она пошла на луг
Проверять росинки.
ФЕЯ
Говорили мне, что Фея,
Если даже и богата,
Если ей дарит лилея
Много снов и аромата,—
Все ж, чтоб в замке приютиться,
Нужен ей один листок,
Им же может нарядиться
С головы до ног.
Да, иначе быть не может,
Потому что все в ней нежно,
Ей сама луна поможет,
Ткань паук сплетет прилежно.
Так как в мире я не знаю
Ничего нежнее фей,
Ныне Фею выбираю
Музою моей.
Осень 1905
Солнце жаворонку силу петь дает,
Он до солнца долетает и поет.
Птичка жаворонок — певчим птичкам царь,
На совете птиц давно решили, встарь.
Но решенье птиц не принял соловей,
Он с обидой дожидается ночей.
И как только означается луна,
Соловьиная баллада всем слышна.
Фея молвила: «Чего же спорить им?
Ну и глупые с решением своим.
После утра есть вечерняя заря,
В дне и ночи пусть нам будут два царя».
Осень 1905
ТРУДНО ФЕЕ
«Фея»,— шепнули сирени,
«Фея»,— призыв был стрижа,
«Фея»,— шепнули сквозь тени
Ландыши, очи смежа.
«Фея»,— сквозя изумрудно,
Травки промолвила нить.
Фея вздохнула: «Как трудно!
Всех-то должна я любить».
Осень 1905
ФЕЯ ЗА ДЕЛОМ
К Фее в замок собрались
Мошки и букашки.
Перед этим напились
Капелек с ромашки.
И давай жужжать, галдеть
В зале паутинной,
Точно выискали клеть,
А не замок чинный.
Стали жаловаться все
С самого начала,
Что ромашка им в росе
Яду подмешала.
А потом на комара
Жаловалась муха:
Говорит, мол, я стара,
Плакалась старуха.
Фея слушала их вздор
И сказала: «Верьте,
Мне ваш гам и этот сор
Надоел до смерти».
И велела пауку,—
Встав с воздушных кресел,—
Чтобы тотчас на суку
Сети он развесил.
И немедля стал паук
Вешать паутинки.
А она пошла на луг
Проверять росинки.
ФЕЯ
Говорили мне, что Фея,
Если даже и богата,
Если ей дарит лилея
Много снов и аромата,—
Все ж, чтоб в замке приютиться,
Нужен ей один листок,
Им же может нарядиться
С головы до ног.
Да, иначе быть не может,
Потому что все в ней нежно,
Ей сама луна поможет,
Ткань паук сплетет прилежно.
Так как в мире я не знаю
Ничего нежнее фей,
Ныне Фею выбираю
Музою моей.
Осень 1905